В заключается особенность эраровой арфы?

Механизм этого инструмента настолько же сложен, насколько и прост. Каждая педаль — а их семь — при содействии металлического прута, проходящего сквозь колонку арфы, приводит в действие систему вращающихся дисков. При помощи вилочек, укреплённых на них, струна перехватывается в верхней её части и таким образом перестраивается на полтона вверх.

Но коль скоро педаль имеет «двойное действие», то она, следовательно, приводит в движение два ряда дисков, расположенных друг над другом и действующих один вслед за другим. Это значит, что педаль, заведённая на первую зарубку, укорачивает струну перехватом вилочек так, чтобы заставить её зазвучать полутоном выше своего первоначального значения. Та же педаль, заведённая на вторую зарубку, заставляет точно таким же способом зазвучать струну вторым полутоном выше. Следовательно, арфа, настроенная в строе Dob мажор, зазвучит в строе Doмажор после первого нажатия всех семи педалей и в строе Do мажор— после второго их нажатия. Само собою разумеется, каждая педаль действует во всех шести октавах сразу и перестраивает все одноименные струны мгновенно. На этом способе перестройки инструмента основан чрезвычайно хорошо и красиво звучащий приём glissando, позволяющий свести все семь струн октавы к четырём ступеням аккорда.

Современная арфа имеет чаще всего сорок шесть струн, охватывающих диатонический объём от mib (dob) контр-октавы до solifc (la) четвёртой. Все струны, соответствующие звуку do, окрашены в красный цвет, а звуку fa — в синий. Остальные ступени диатонической октавы имеют цвет слоновой кости и обычно называются «белыми». Если сравнить теперь это основное расположение белых и цветных струн арфы с клавиатурой фортепиано, то окажется, что в гамме Si или Dob мажор всем цветным струнам будут соответствовать две белые клавиши, а белым струнам — все чёрные. Это позволяет арфисту во время игры быстро разбираться в струнах и никогда не ошибаться, если только его партия изложена удобно и в полном соответствии с природой и возможностями инструмента.

С точки зрения «абсолютных возможностей», под которыми обычно понимают виртуозные средства фортепиано, арфа, конечно, инструмент бедный. Но так оценивать возможности арфы не следует — это ошибочно. Арфа — не фортепиано, и она располагает такими средствами, которые свойственны только ей одной. К наиболее звучным « красивым приёмам игры на арфе относятся arpeggio и аккорды, и дело композитора воспользоваться ими так, чтобы партия арфы была красивой, впечатляющей и вполне содержательной. Из этого, однако, не следует, что на арфе «нельзя сыграть того, что в той или иной мере напоминает фортепиано. Отнюдь нет. Музыка клавесинистов, например, при известных условиях, звучит на арфе просто восхитительно. Но, тем не менее, арфа имеет свои технические особенности и свои трудности. Лучшее на арфе всё то, что лежит в её природе, по преимуществу — диатонической, а не хроматической. Поэтому лучше всего познакомиться с арфой по произведениям, которые сочиняли для своего инструмента преимущественно сами арфисты, как Элиас Пэриш-Альварс, Шарль Обэртюр, Феликс Годфруа, Франсуа-Жозэф Надэрман и многие другие, вплоть до Цабэля.

С точки зрения собственно арфы и её виртуозно-технических возможностей, средства арфы в конце концов не так уж бедны. Но можно ли всем этим пользоваться в условиях симфонической музыки? Строго говоря — нет, так как арфа принадлежит к инструментам «украшающим» в первую очередь. Во-вторых, она не обладает звучностью тромбона и потому звук её в оркестре «несётся» довольно слабо. Вся партия арфы должна быть задумана поэтому так, чтобы её изложение способствовало усилению звука, а отнюдь не его затемнению. Следовательно, применение арфы в оркестре требует простейшего — как наиболее звучного — изложения, а всякие заумные ухищрения, свойственные природе и возможностям некоторых других оркестровых инструментов, на арфе всегда прозвучат скверно. Зачем же в таком случае идти по худшему пути, когда можно достичь цели лучшим и наипростейшим путём? Но, даже если бы всё это было преодолимо, то и тогда остаётся ещё одна особенность, с которой обычно не считаются композиторы, но которая для арфистов имеет первостепенное значение.

На арфе играть отнюдь не так легко, как это представляется иной раз со стороны. Арфа при всех условиях звучит тем хуже, чем дальше отходит в сторону от всего того, что ей наиболее свойственно. Наконец, всякое чрезмерно сложное и трудное solo не оправдывает того труда, который арфист должен затратить на его изучение и преодоление. Ведь в игре на арфе участвуют не только руки, но и ноги, и если руки в конечном счёте могут преодолеть предложенные им трудности, то из этого ещё не следует, что с той же задачей могут легко справиться и ноги. Всякое усложнение партии — а оно обычно идёт по пути усложнения гармонического языка — прежде всего, выдвигает вопрос о педализации. Эту педализацию иной раз удаётся немного упростить за счёт энгармонических замен, а иной раз легче бывает вообще перечеркнуть всю партию и просто отказаться от всей неудачно задуманной затеи. Арфа в своей основе — инструмент диатонический и потому простейшая модуляция на фортепиано или в оркестре — на арфе может превратиться в такую «эквилибристику» педалями, что смысл её из-за такой непроизводительной затраты труда теряет всякую остроту. Отсюда ясно, что не всякое построение всегда удачно, и каждое solo — друг другу рознь. Превосходные soli для арфы встречаются в сочинениях многих русских композиторов или композиторов, писавших для русской балетной сцены. Так, например, одно из них, задуманное «в манере» требований для арфы конца XVIII и начала XIX столетия, довольно трудно и по существу вполне укладывается в возможности клавесина. Это solo встречается в последнем действии оперы Русалка Даргомыжского. Два других, ничуть не менее выразительных soli, встречаются в балетах Глазунова Раймонда и Чайковского — Лебединое Озеро. Оба они задуманы в природе инструмента в современном его понимании и, достаточно трудные для исполнения, звучат, тем не менее, превосходно. Стольже звучно и нарядно написаны все soli арфы в гремевших в своё время балетах Пуни, Минкуса и других подобных композиторов...