Современное фортепиано

О современном фортепиано говорить нет никакой необходимости. Оно известно теперь всем без исключения. Но в симфоническом оркестре, особенно в произведениях русских композиторов, фортепиано имеет особое значение. Русские классики, когда пользовались звучностью фортепиано в оркестре, чаще всего стремились подражать гуслям или бандуре.

Именно так толковали фортепиано такие композиторы, как Глинка и Римский-Корсаков, которые использовали его звучность в сочетании с арфой и струнными чрезвычайно удачно. Глинка применил фортепиано в «Песне Баяна» в самом начале своей оперы Руслан и Людмила, а Римский-Корсаков обращался к звучности фортепиано значительно чаще, начиная с Майской Ночи, где он подражает звуками фортепиано, соединёнными с арфой, украинской бандуре. Во второй картине оперы Садко фортепиано применено в качестве гуслей, а в Снегурочке, Царе Салтане и в «Пляске скоморохов» того же Садко фортепиано использовано уже в качестве равноправного оркестрового инструмента, без всякого стремления подражать звучности народных инструментов. Очень удачно и вполне виртуозно применил фортепиано Игорь Стравинский в известной «Русской пляске» из балета Петрушка. Из новейших композиторов чаще других пользуются фортепиано Прокофьев и Шостакович. Но многие композиторы в своём явном пристрастии к этому инструменту часто забывают, что фортепиано всегда стремится вступить в единоборство с оркестром и захватить в свои руки преобладающее влияние, а иногда и обесцветить в какой-то мере общую оркестровую звучность. Впрочем, и у них встречаются достаточно удачные страницы применения фортепиано в качестве чисто-оркестрового инструмента. Блистательно использовал фортепиано Чайковский в Пиковой Даме и в Спящей Красавице, а Глазунов — в одной из варьяций балета Раймонда.

Наконец, остаётся сказать лишь несколько слов об органе, фисгармонии и гармонике с баяном. В русской «музыкальной действительности», если не считать некоторых весьма значительных сочинений для церкви Гречанинова, орган никогда не имел того значения, какое выпало на его долю на Западе. В симфоническом оркестре он появлялся чрезвычайно редко, а в опере — и ещё того реже. Впервые в симфоническом оркестре русских композиторов органом воспользовался Чайковский в последней части своей симфонии Манфрэд. Затем, в самых заключительных тактах поэмы огня Прометэй применил орган Скрябин. В симфонической картине-поэме Сад Смерти для передачи в звуках страшного раската грома органом воспользовался Василенко. Римский-Корсаков, чуть ли не единственный раз за всю свою деятельность, обратился к услугам органа на страницах оперы былины Садко при появлении Старчища, прекратившего пляски и пиршество по случаю «семейного торжества» в подводном царстве Царя Морского. В самое последнее время к звучности органа в оркестре всё чаще и чаще обращаются более молодые композиторы, как например, Андрей Баланчивадзэ и некоторые другие.

Фисгармония в оперно-симфоническом оркестре почти не применяется, а если она и принимает некоторое участие в оркестре, то либо в качестве замены органа, либо замены отсутствующих духовых инструментов в каком-нибудь «салонном» ансамбле. Но среди любителей «домашнего музицирования» гармониум, или фисгармония, в своё время имел невероятное распространение. В виде самостоятельного голоса оркестра фисгармонией очень удачно воспользовался Анатолий Лядов в своей Мессинской Невесте, но, кажется, это вообще первый и последний случай применения этого инструмента в произведениях русских композиторов-классиков.