Современная труба

На основании только что упомянутого примера можно судить, о достоинствах современной трубы. Но ни при каких обстоятельствах, не следует, тем не менее, забывать, что звучность трубы, применённая в изобилии, способна очень скоро утомить слух, притупить внимание и в полном смысле слова надоесть. Поэтому, в художественной музыке — то есть в произведениях симфонических и предназначенных, для сцены — композиторы никогда не упускают из вида эту характерную особенность трубы и пользуются ею всегда в местах, требующих особой силы выразительности или наибольшей силы звучности. Кроме того, продолжительная игра на трубе быстро утомляет исполнителя.

Звук трубы вследствие этого теряет свою красоту, обаяние и блеск, и её участие в конечном итоге делается назойливым и даже мало желательным. Особенно осторожно следует пользоваться сурдиной, которая резко изменяет окраску звука и делает его ещё более заметным и утомительным. Словом, чувство меры в использовании трубы должно быть превыше всего.

На что же теперь способна современная труба или как её иной раз; называют теоретики — труба-сопрано в Sib? Как нетрудно было установить из всего предшествовавшего повествования, в основе современной трубы лежит «натуральный звукоряд», охватывающий ряд звуков, заключённых между вторым и десятым обертоном. Эта последовательность звуков неизменно прозвучит на трубе, если исполнитель, не пользуясь вентилями, заставит столб воздуха, заключённый в трубке инструмента разделиться соответствующим образом на равное количество долей. При действии вентилей он, очевидно, даст возможность основному звукоряду переместиться вниз шесть раз. При этом необходимо» напомнить, что первый вентиль настроен на два полутона вниз, второй — на один, и третий — на три полутона вниз. Сочетание всех трёх вентилей в соответствующих отношениях даст недостающие перемещения, а «сумма» их, если они выписаны все в один ряд, приведёт к полному хроматическому звукоряду, отдельные ступени которого могут быть, повторены не один раз. Таким образом, объём современной трубы простирается от ноты fa малой октавы до mi третьей по письму и на трубе в Sib прозвучит большой секундой ниже написанного. В настоящее время преимущественное распространение—по крайней мере за границей — получила труба в Do, звуки которой пишутся так, как они звучат на самом деле. В техническом отношении труба в Do несколько легче трубы в Sib, но звучность её не столь полна и благородна, как тембр этой последней. В содружестве медных духовых инструментов современная труба является подлинно-виртуозным его участником, способным легко и свободно выполнять всё, что только будет ей предложено творческим воображением композитора. Только это «творческое воображение» никогда не должно забывать о той истине, о которой не раз уже упоминалось. На трубе возможно всё, что лежит в пре делах её естественных, свойственных природе инструмента возможностей. Всё то, что в той или иной степени будет противоречить природным особенностям трубы, будет звучать если и не совсем скверно, то уж во всяком случае противоестественно. Этого должно при всех обстоятельствах опасаться.

Теперь, для заключения, несколько примеров. Прежде всего, необходимо вспомнить восхитительный образец применения трубы в камерной музыке. Это — прославленный Септэт Сэн-Санса, где трубе поручена весьма выразительная и характерная партия. Но в современном симфоническом оркестре обязанности трубы сейчас уже необъятны, да и неисчерпаемы. В сущности, нет уже ни одного большого сочинения, где бы трубы не исполняли более или менее заметной партии. Поэтому, вполне достаточно напомнить только о двух труднейших отрывках, предназначенных для трубы. Они с полной очевидностью дадут представление об уровне тех возможностей, на которые сейчас может рассчитывать композитор. Справедливо, однако, будет предостеречь, что такие случаи встречаются чрезвычайно редко и потому подражать им следует с большой осторожностью. Один отрывок принадлежит перу Римского-Корсакова, поручившего трубе весьма ответственную линию в «Сече при Керженце» в Сказании о граде Китеже. Другой — принадлежит Равэлю, заставившему трубу исполнять такой рисунок, который был бы в пору какой-нибудь флейте или кларнету. Этот замечательный образец встречается в Картинках с выставки Мусоргского в инструментовке Мориса Равэля и находится в той части сюиты, которая известна под названием «Два еврея,— богатый и бедный».