Прошлое современного симфонического оркестра

Долгое время Италию почитали «колыбелью изящных искусств». Это верно и в отношении истории возникновения оркестра. Правда, в истории развития оркестра и, в частности, «итальянской школы оркестровки» Италия имеет скорее отрицательное, чем положительное значение, поскольку известный «консерватизм» в применении новых

Оркестровых приёмов долгое время давал себя слишком остро чувствовать. Но не признать за ней той страны, в которой зародился первый оркестр — всё-таки никак нельзя. Итак, это знаменательное историческое событие свершилось в самом конце XVI и начале XVII столетия.

Каким же образом произошёл этот неожиданный «сдвиг» в сознании музыкантов того времени? Что послужило первым «толчком» к новому направлению, зародившемуся в умах наиболее передовых деятелей музыкального искусства? Чтобы вполне понять обстоятельства, предшествовавшие зарождению первого оркестра, надо представить

Себе ту музыкальную среду, в круговороте которой жили и действовали музыканты.

Чтобы лучше понять происходившее преобразование в строении оркестра того времени, полезно напомнить, что первые, так называемые, «первобытные оркестры» были ещё очень далеки от того «хорошо слаженного оркестра», под которым подразумевается сейчас современный оперно-симфонический оркестр. В конце XVI столетия оркестр включал в себя все или, по крайней мере, значительную часть тех инструментов, которые были известны. Таким образом, тогдашний оркестр, отнюдь ещё не требовал какой-то внутренней закономерности в своём строении, а попросту сочетал ряд самых разнообразных инструментов, имевшихся в данном оперном театре или почему либо избранных данным композитором. Поэтому, звучание первых оркестров отличалось поразительной пестротой, а иной раз — в зависимости от участвующих в нём инструментов — удивительным однообразием и монотонностью. Впрочем, об этом более подробно — чуть дальше.

Вся церковная и светская музыка — полифоничная по складу — была предназначена почти исключительно для хора. Чуждая современному тональному устройству, она писалась в старинных церковных ладах и, по существу, была «пригодной для пения и игры». Напротив, музыка, предназначенная для лютни и клавесина, резко отходила в сторону от установленных в то время правил и, несмотря на свой «инструментальный склад», легко приспосабливалась к природе и объёму человеческих голосов. Такие партии считались вполне удовлетворительными, когда они соединялись в унисон с голосами или выступали вполне самостоятельно уже без голоса.

Одним из первых композиторов, пытавшихся писать в новом стиле, был Джьбвани Габриэли. Он в своих сочинениях имел в виду лишь церковный оркестр и, пользуясь ещё чрезвычайно скромными инструментальными средствами, в своих оркестровых замыслах не шёл далее самого бесстрастного удвоения вокальных партий. При этом он совершенно забывал о свойствах и особенностях инструментов и довольствовался только чисто внешним сходством того или иного инструмента с данной хоровой партией. Это значит, что ни о каком сочетании тембров, ни, тем более, о равновесии инструментальных групп не могло быть и речи. Более того, по условиям того времени, всякое «разнообразие звучности» почиталось даже маложелательным и чем-то предосудительным.

В стиле Джьбвани Габриэли писали и многие его современники, и в первое время их сочинения, в основном предназначавшиеся для церковного обихода, были интереснее тех, которые были рассчитаны на «всеобщее применение». Но из этого отнюдь ещё не следовало, что «светская музыка», или как её тогда называли, «музыка гомофонистов», в отличие от «музыки полифонистов» была обречена на провал. Вовсе нет. Композиторы правильно угадывали вкусы своих современников и с удивительным упорством стремились к совершенствованию того нового «мелодического одноголосного» стиля, которому в конечном итоге суждено было в какой-то мере заслонить «многоголосный» или полифонический стиль, продолжавший, тем не менее, свою вполне обособленную жизнь уже в несколько ином и значительно более сложном направлении. Словом, возникла жестокая борьба между двумя стилями музыки — музыки церковной, застывшей в своих формах, и музыки светской, смело стремившейся разорвать оковы церковного канона и выйти на самостоятельный путь дальнейшего развития.