Слушать бесплатно Fergie - A Little Party Never Killed Nobody на get-tune.net

Деятельность в оркестре

Ударники копошатся в своих ящиках, вынимают оттуда свои инструменты и размещают их в необходимом для концерта порядке. Ксилофонист быстро пробегает палочками по деревянным брусочкам инструмента и старается преодолеть на-память особенно трудные узоры своей партии. Литаврист, внимательно вслушиваясь в звучание инструмента, тщательно подстраивает каждую литавру, кожа которой особенно чувствительна к малейшей неточности удара.

Барабанщик в стремительном раскате-дроби устанавливает степень напряжения кожи и струн, и вместе с тем определяет необходимый ему «звуковой режим» инструмента. Все прочие ударники позвякивают и потрескивают своими инструментами, одни — проверяя их, другие — повторяя особенно неудобные или сложные ритмические обороты своих партий.

Флейтисты чаще всего заливаются в блестящих руладах, пробегая в головокружительных пассажах весь объём своих инструментов. Партии кларнетов в современном оркестре отличаются особенной загруженностью, сложностью и разнообразием изложения. И кларнетисты не только в ярких, затейливых узорах проверяют весь звукоряд своих инструментов, но и задерживаются на каких либо особенно трудных технических оборотах предстоящего solo, или сосредоточивают своё внимание на особо проникновенных и красивых местах его. В этом смысле, по крайней мере, среди деревянных духовых инструментов, кларнет не знает соперников,— его выразительность положительно не имеет предела, a pianissimo подобно дуновению ветерка — настолько оно тонко, изысканно и обаятельно-прекрасно. Фаготисты — сосредоточенно-сурово «ворчат» где-то внизу и быстрыми отрывистыми нотами «пробегают» огромный звукоряд своего инструмента. С особенной охотой они предаются «акробатическим ухищрениям», выказывая при этом такие способности, что остаётся только поражаться — каким образом инструмент с объёмом, столь низко расположенным, обширным и разнообразным по окраске своего звука, может выполнять то, что подстать какому-нибудь кларнету или даже флейте, подлинная «виртуозность» которой вообще стоит вне всяких сравнений. А гобоисты «пищат» своим пищиком и с большими предосторожностями приноравливают «трость» к гобою. Этот странный, немного «гусиный» звук не очень вяжется с тем поэтическим представлением о гобое, которое в оркестре чаще всего связывается с понятием певучего, мелодического инструмента. Немного гнусавая звучность гобоя обычно глубоко западает в сердце слушателя, а свойственная гобою проникновенность, искренность и большая выразительность оставляет в его сознании неизгладимый след. Но для гобоистов такое предварительное «мероприятие» таит в себе секрет их успеха, так как трость гобоя чрезвычайно капризна и требует большого внимания со стороны исполнителя.

Скрипачи и альтисты канифолят смычки и пробуют струны. Они — «кто во что горазд» — играют всё, что придёт им на ум. Одни вспоминают трудное место их партии, другие—с лёгкостью воспроизводят кусочек виртуозного solo из какого-нибудь скрипичного концерта. Виолончелисты, устремив свой взор куда-то вдаль, выводят трогательные мелодии на самых высоких позициях или «гудят» на нижней квинте двух басовых струн, выравнивая стройность инструмента. Только контрабасистам нечего делать. Они пришли раньше других и подстроили уже свои инструменты, которые с лёгкостью, достойной восхищения, были подхвачены служителями оркестра и отнесены на эстраду...

Впрочем, во всём этом музыкальном шуме ни на минуту не прекращается весёлый смех и говор. Это музыканты, переговариваясь между собою, спешат меж делом сообщить друг другу последние «музыкальные новости», рассказать новую, подчас довольно острую «оркестровую историю» или сыграть партию в домино, если они успели уже вполне «подготовиться». Словом, здесь особенно шумно, и весь этот «оркестровый муравейник» утопает в клубах едкого табачного дыма, непринуждённых шуток и острот и множества как будто разрозненных, совершенно несвязных музыкальных звуков...

И любопытнее всего, что весь этот «музыкальный гомон» звучит одновременно, создавая то приподнятое настроение, которое столь дорого каждому, близко соприкасающемуся с повседневной жизнью оркестра. В нём есть своя собственная гармония. Он преисполнен своеобразной поэзии, неуловимой для «непосвящённого» в тайны «оркестровой кухни» «наблюдателя. Но он дорог каждому музыканту, любящему оркестр и воспринимающему его бурную и многообразную жизнь. Во всей этой предконцертной сутолоке и неразберихе есть нечто столь обаятельно-прекрасное, что нет возможности достаточно ярко описать это словами... Злые языки рассказывают даже, что один высокий гость, посетивший в своё время русскую столицу, был не так восхищён данным в его честь спектаклем, как всем тем, что происходило в оркестре до поднятия занавеса и до прихода дирижёра. Этот высокий гость достойным образом оценил именно те минуты в жизни оркестра, мимо которых обычно молча проходят все посетители и симфонических концертов, и оперно-балетных представлений...

И с каким вдохновенным — прямо благоговейным чувством говорит об этих волнующих минутах Шарль Мюнш — этот несравненный поэт и чародей — волшебник дирижёрской палочки! «Когда вы без пяти минут десять приезжаете на утреннюю репетицию, не спешите сразу же открыть дверь с надписью «Вход на эстраду». Остановитесь на мгновенье и вслушайтесь в бесформенные и неорганизованные звуки, доносящиеся из комнаты оркестрантов. Скрипачи настраиваются, играя гаммы или пассажи из концертов. Упорно занимаются и все духовики, нагревая свои инструменты, чтобы добиться чистого строя. Они напоминают легкоатлетов, которые бегают по стадиону, разминаясь и разогреваясь перед стартом.— Дирижёра эта атмосфера музыкальной анархии возбуждает также, как журналиста — запах свежей типографской краски или «Кавалера дю Таствэна» — аромат редкого вина. Мало-помалу водворяется тишина. Концертмейстер исполняет свою первейшую обязанность,— настраивает инструменты по la первого гобоя. Этот обычай, имеющий величайшее значение, соблюдается во всём мире... И вот вы на своём месте на эстраде. Перед вами сто человек, держащих в руках инструменты, назначение которых — издавать самые разнообразные звуки.

Впрочем, пора уже перейти к рассмотрению отдельных составных частей оркестра и его различных образований.